В рубрику "Машина времени" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
Говорят, что, по последним научным изысканиям, Великая Китайская стена была, оказывается, в основном глинобитной и почти вдвое длиннее, чем это считалось раньше. В связи с этим вспомнил я одну давнюю историю.
В советские времена власти очень серьезно относились к письмам людей в СМИ и властные инстанции, видя в них важное средство общения с народом. В Госкомитете СССР по телевидению и радиовещанию (далее Гостелерадио), в системе которого я тогда работал, был специальный отдел писем, от сотрудничества с которым уклоняться не полагалось. Однажды меня попросили поучаствовать в беседе с инженером из Сибири (“на случай возникновения в беседе вопросов технического плана”), который, как считали сотрудники отдела, “слегка свихнулся на идее построить бетонную стену вдоль советско-китайской границы”. В то время (1960–1970-е годы) отношения между странами были напряженными, и на границе случались разного рода конфликты, вплоть до вооруженных. Поскольку автор писем, аргументируя свои предложения, активно ссылался на сообщения радио и телевидения о пограничных проблемах, то хитрецы в аппарате правительства под предлогом “ключевых слов” обычно переправляли их для ответа в Гостелерадио. Но этот автор был очень настойчив, его не удовлетворяли письменные ответы из центра и личные разъяснения местных функционеров, а в тот момент он сам приехал в Москву, мечтая о личной встрече с руководством страны. Для начала он любезно согласился на беседу в Гостелерадио. Перед беседой я просмотрел переписку с ним и спросил, немного волнуясь, своего партнера по встрече (человека опытного), есть ли у него план разговора и как он надеется переубедить автора писем. Мой коллега, спокойный и даже веселый, лишь пожал плечами: посмотрим, мол, на него самого и сообразим по ходу беседы. Ко мне было три просьбы:
Такой поворот дела меня заинтриговал, и я с интересом ждал развития событий.
Гость оказался вполне добродушным человеком средних лет с большим портфелем. Вначале он прочел короткую лекцию о древней стене, потом о своем огромном проекте со многими графиками и расчетами. Речь его была нервной, увлеченной и довольно убедительной – чувствовалось, что он ее произносил уже не раз и во многих кабинетах. В запале он несколько раз, оговорившись, назвал собеседника Алексеем Николаевичем (А.Н. Косыгин – тогдашний глава Правительства СССР). Мой старший коллега слушал его внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Я же ломал голову, пытаясь представить возможную его контраргументацию, и, предвидя долгий спор, заранее горевал о потерянном времени.
Но беседа довольно быстро закончилась неожиданным для меня и гостя поворотом темы, который мне в тот момент показался почти гениальным. Мой коллега – опытный “переговорщик” (в те времена это слово еще не придумали!) – вообще не стал спорить с автором. К моему и его изумлению, он сел поближе и спросил дружеским тоном: “Ну почему же всю стену из железобетона? Наверное, будет проще и дешевле часть стены построить из местных материалов, например из бутового камня. Вы же сами нам рассказывали, что древние китайцы строили свою стену из местной глины!”
Глаза гостя засветились благодарностью: его приняли и наконец поняли, ему сочувствуют. Инженер ушел счастливый, в обнимку со своим драгоценным портфелем, и, возможно, он где-то до сих пор еще продолжает работу над своим проектом.
На следующий день меня пригласили в канцелярию завизировать справку по этому делу с сухой строчкой: “Разъяснениями, данными при личной встрече, автор удовлетворен”.
Несколько же лет назад у меня был повод припомнить этот случай, когда знакомая фамилия “мастера-переговорщика” встретилась в сообщении об успешных переговорах при освобождении заложников. Но, к сожалению, я не смог уточнить, действительно ли это был тот самый человек. А жаль, я только теперь понимаю секрет его успеха: он был воплощенным “чувством меры и чувством юмора”! Это редкий талант. Говорят, что такими качествами обладали все великие клоуны!
В июне 1969 г. в Лондон на международную выставку “Фильм-69” была направлена делегация Госкино СССР, к которой прибился и я от Гостелерадио. Нас предупредили, что в связи с чехословацкими событиями 1968 г. возможен бойкот советской делегации: Англия в этом смысле сложная страна. Это стало ясно уже в самолете: в большом Ил-62 было только 9 пассажиров. На выставке деловых проблем, благодаря заботам торгпредства, мы не имели, но давно знакомые “фирмачи” вдруг перестали быть знакомыми. В наших почтовых боксах было пусто, хотя у соседей они ломились от фирменных проспектов. Центральным событием выставки был торжественный прием в присутствии члена королевской фамилии – на приглашениях, выполненных на атласном картоне с золотым обрезом нас просили быть “в черном галстуке и орденах”. По этикету это означало фрак или смокинг, что нам было не по карману. Поэтому нас вместе с группой гостей, “одетых не по форме”, впустили в банкетный зал через боковую дверь. Помню, соседом моим оказался патриот-шотландец: на нем был смокинг с манишкой и клетчатый килт, из-под которого выглядывали волосатые ноги.
Прием почтил своим присутствием лорд Маунтбеттен – в программке перечисление его титулов заняло больше места, чем меню обеда: последний вице-король Индии, герцог, адмирал, правнук королевы Виктории, дядя мужа королевы Елизаветы и т.д. По ходу торжества организаторы выставки нашли возможность отметить участие всех крупных стран (делегации вставали, им аплодировали), но нас не заметили. Однако лорд, приветствуя в своей речи собравшихся и перечислив много стран, вдруг сказал, что “хотел бы особо приветствовать здесь делегацию СССР, страны, значение которой в мире постоянно растет”. Среди общего замешательства в зале мы не сразу догадались встать, но зато аплодисменты после такого “королевского указа” были долгими. К нам подошел мажордом в красном фраке и цилиндре и, стукнув посохом, пригласил подойти к “королевскому столу”. Беседа длилась минут десять: лорд командовал в начале войны английским флотом и высоко оценил героизм наших моряков в “полярных конвоях”; его дочь сказала, что видела несколько советских фильмов, и они ей понравились.
За свой стол мы вернулись уже “героями бала”: в перерыве желающим познакомиться я неосторожно раздал весь запас визиток. Наутро наши боксы были набиты приглашениями на стенды и обеды, среди которых мы нашли по томику мемуаров лорда (к сожалению, без автографа!). В предисловии, написанном У. Черчиллем, была, между прочим, интересная фраза: “Когда я в 1943 г. спросил Маунтбеттена, не возьмет ли он на себя командование войсками союзников в Азии, то он ответил: “Сэр! Я страдаю врожденной слабостью: уверенностью, что могу сделать все!”. Поняв силу “королевского слова” в стране “образцовой демократии”, я решил про себя, что при таком короле я готов стать монархистом! Однако, к сожалению, монархистом я пробыл бы недолго: “мой король” погиб в 1979 г.: его яхту взорвали ирландские боевики. А с другими королями познакомиться мне, увы, не довелось.
Если бы выступавшему в 1970 году на митинге в честь открытия полного комплекса Общесоюзного телецентра (теперь это АСК-1 ТТЦ), тогдашнему “хозяину” Москвы Виктору Васильевичу Гришину кто-нибудь шепнул, что 40 лет спустя для его преемника (то есть С. Собянина) приоритетной задачей станет организация автопарковок в великом городе, а “режущие” в тот момент его глаза огромные площадки автостоянок вокруг нового здания ОТЦ будут напрочь забиты машинами, то дальнейшая судьба этого сумасшедшего была бы плачевна!
Все знают, что в Останкино есть одна из самых высоких телебашен, но далеко не все слышали, что корпус АСК-1 был в свое время самым большим гражданским сооружением в Европе. Но там сокрыт и другой забытый ныне рекорд – не было тогда во всей стране другого объекта с таким “скандально невыгодным” (1:10) соотношением площади застройки и замощенной площади автостоянок (на 5 тыс. машин по 15 кв.м на автомобиль из расчета: 8 тыс. работающих и 2 тыс. визитеров). Главному строителю телецентра, заместителю председателя Гостелерадио СССР Леониду Семеновичу Максакову в союзе с архитекторами института “Моспроект-2” потребовались воистину героические усилия, чтобы отстоять перед московскими властями территорию вокруг телецентра для автостоянок. Мудрость Максакова опередила время: почти четверть века замощенные толстыми шестигранными аэродромными плитами огромные площадки практически пустовали, но зато теперь их уже оказалось мало.
Автомобилисты с телевидения! Помяните добрым словом провидца Максакова!
Из восьми десятилетий недолгой истории отечественного телевидения каждое было по-своему выдающимся, но самым необыкновенным я считаю период с 1955 по 1965 год, когда телевизионное вещание решительно шагнуло в провинцию и было построено около 130 местных телецентров! Причин таких успехов можно было бы назвать несколько, и все они так или иначе уже обсуждались на страницах ВС, но не могу упустить случай напомнить молодым читателям, что именно в это время резко ослабла централизация в советской экономике – были созданы знаменитые совнархозы! Телевидение в те времена пользовалось сказочной популярностью, и местные власти соревновались между собой, кто раньше построит телецентр, мобилизуя все возможные (а довольно часто и невозможные!) источники материальных и финансовых ресурсов. В итоге к тому времени, когда по логике вещей такая вольница закончилась, в стране появилось местное телевидение в 110 регионах из 170!
Мои старшие коллеги охотно объясняли наивным молодым специалистам, почему, например, Тульский областной телецентр находится в Новомосковске, а Вологодский – в Череповце (почему Ставропольский телецентр построен в Пятигорске у горы Машук, сообразить нетрудно!), но на вопросы, почему во Пскове есть телецентр, а в Новгороде (Великом!) нет, почему в Курске и Орле есть телецентры, а в Белгороде и Тамбове нет, наши наставники лишь многозначительно улыбались глазами, не желая, видимо, грубой правдой “ободрать нежные души младенцев”.
Вместе с тем бурный местный энтузиазм принес властям и новые проблемы – “под шумок” было построено более десяти телецентров в городах областного подчинения (выражаясь казенным языком): в Магнитогорске, Воркуте, Сочи, Армавире, Орске. Перечислять все эти объекты с “трудной судьбой” было бы слишком грустно. Несколько телецентров было построено в режимных городах (“колючих”, по тогдашней терминологии, слово “наукоград” в те времена еще не придумали), в том числе и в городе Ленинске на космодроме Байконур, известном по мемуарам как “десятка” – жилая площадка полигона и одновременно средоточие всех благ цивилизации на сотни километров вокруг.
Но при восстановлении в 1965 году старой вертикали власти и ликвидации совнархозов волна процесса административного упорядочения докатилась и до телевещания. В начале 1970-х годов Гостелерадио СССР решило в целях экономии сократить несколько малых телецентров, построенных в городах, “не имеющих административного значения”. В их число попал и телецентр в Ленинске.
Однажды мне, тогда директору ВНИИТР, позвонили из секретариата председателя Гостелерадио СССР С.Г. Лапина и попросили срочно приехать. Оказалось, что к ним звонил из аэропорта Внуково-3 генерал Курушин, который представился командиром войсковой части № 11284 и попросил срочно его принять, и что он уже едет сюда. Вчера вечером он звонил по правительственной междугородней связи ВЧ, но Лапина не было на месте. Поскольку в разговоре с помощниками председателя Гостелерадио СССР Курушин упомянул в какой-то связи мою фамилию, Лапин поручил выяснить, знаком ли я с генералом, чем он занимается и какое у него может быть дело к Гостелерадио.
Я пояснил, что генерал-лейтенант А.А. Курушин – начальник космодрома Байконур (в/ч № 11284). Для нас человек он очень важный – без его помощи невозможны традиционные телетрансляции из тех мест. В разговоре по обычному телефону он просто не смог должным образом представиться. По какому делу он сейчас приехал, я не знаю. Что же касается аэропорта Внуково-3, то это часть аэрокомплекса Внуково, арендуемая ракетно-космическими предприятиями.
В кабинете председателя после коротких формальностей А.А. Курушин сходу попросил отменить решение о закрытии телецентра на космодроме, поскольку это подрывает боеспособность самого объекта. Да, именно так, продолжал он, словно не замечая саркастической гримасы на лице собеседника. У нашего телецентра есть главная, возможно, неожиданная для вас функция – он дает престижную, интересную и неплохо оплачиваемую работу 120 женам старших офицеров, образующих костяк специалистов полигона, на которых держатся многие наши успехи в ракетном деле. Эти люди по реальным условиям работы неделями находятся в степи на стартовых площадках, не имея возможности навестить семью в городе. Занятость их жен на работе на телецентре укрепляет семейный тыл и благополучие, дает возможность офицерам спокойно работать в трудных условиях космодрома. Не рискуя дословно по памяти цитировать генеральскую речь, приведу лишь наиболее выразительный аргумент Курушина, окончательно убедивший Лапина (и им же политкорректно сформулированный), – занятость офицерских жен работой на телецентре помогает им “уберечься от греха”.
Генерал показал неофициальную справку аналитического управления полигона, из которой следовало, что при закрытии телецентра одна треть семей этих ценных специалистов неминуемо распадется, другая вскорости переведется в более благодатные места (право такое у них уже выслужено!). В заключение он, процитировав заголовок этой справки (см. эпиграф!), еще раз попросил отменить решение о закрытии телецентра, обещая в течение двух лет создать на космодроме гражданскую администрацию, в структурах которой (по опыту “средмашевских” объектов) найдется место телецентру.
Лапин тут же продиктовал и подписал дополнение к приказу, отменяющее решение о закрытии телецентра в г. Ленинске Кызыл-Ординской области, и правительственную телеграмму, извещающую об этом коллектив.
Достигнутое в те времена взаимопонимание привело в итоге к тому, что в 1990-е годы по согласованию с казахской стороной телецентр в Ленинске вошел в состав Российской государственной телерадиокомпании “Останкино” с подчинением Генеральной технической дирекции.
Недавно в радиопередаче В.В. Набоков был назван великим русским поэтом! Я этому и удивился, и огорчился. Удивился потому, что не могу считать великим поэта, если ни одной его строчки не застряло у меня в памяти! Огорчился же я потому, что не знал об этом раньше, иначе во время нашей давней встречи попросил бы автограф или сфотографировался бы с ним на фоне телевизионной выставки в Монтрё.
Молодежи нужно знать, что еще 12 лет назад рынок телевизионной аппаратуры в Европе был разделен на две части: по четным годам специалисты съезжались в Амстердам на выставку и конференцию IBC, а по нечетным – в Монтрё на Международный телевизионный симпозиум с выставкой (ITVC). Оба мероприятия зародились еще в 1950-е годы (IBC – в Брайтоне, в Англии, a ITVC – в Монтрё, в Швейцарии), имея также второй целью экономическую поддержку этих курортных городов в “мертвый сезон”. В Брайтоне приоритетом пользовалась выставка, для которой этот городок скоро стал тесен, и выставку перенесли через пролив на континент в просторный Амстердам, а оргкомитет остался в Брайтоне. (Мне очень нравится шутка с заголовком в английской газете: “Над проливом туман. Континент изолирован!”) В Монтрё главным был научный симпозиум, который быстро стал самым высоким научным форумом по технике телевидения не только в Европе, но и во всем мире! Однако в середине 1990-х годов выставку IBC решили сделать ежегодной, что вызвало переполох в Монтрё. Но бизнес одолел науку, и в 1997 году ITVC прошел в последний раз в полном формате.
Делегация Гостелерадио СССР на симпозиум в Монтрё в июне 1973 года состояла из двух человек: В.И. Бараева (начальника Главного управления) и меня (тогда директора ВНИИТРа). Зарегистрировавшись в оргкомитете, находившемся в главном отеле города “Монтрё-Палас”, мы вышли посовещаться в ближайший скверик. В нем прогуливалась пожилая пара, которая вскоре присела неподалеку, явно прислушиваясь к нашему разговору. Мужчина подсел к нам и заговорил по-русски: “Здравствуйте. Вы из России?” – “Из Москвы. Мы приехали на симпозиум”. – “А меня зовут Владимир Набоков. Я довольно известный русский писатель”. – “Фамилия эта в нашей стране известная, но писателя Набокова мы не знаем”. Наша “серость” его явно расстроила, но он продолжал разговор: “Я хотел попросить вас о небольшой любезности – устроить мне короткий экскурс по этим машинам”. Он указал на передвижную технику, припаркованную у ограды сквера: “Я там был вчера, но не сумел объясниться с персоналом”. Бараев кивнул на меня: “Это лучше сделает Владимир Григорьевич, с ним и договаривайтесь”. Я попросил отложить экскурсию на сутки, чтобы самому разобраться в этой технике. Мы договорились с Набоковым о встрече через день.
Мы рассказали об этой встрече опекавшим нас сотрудникам оргкомитета симпозиума, и они вскоре выдали нам такую информацию: “Русско-американский писатель Набоков имеет в отеле “Монтрё-Палас” пожизненный пансион, купленный на гонорар от изданного в США эротического романа “Лолита”.
В день нашей встречи с утра зарядил обычный для этих мест моросящий дождь, и в скверик пришла одна только мадам и сказала, что ее супруг в такую погоду не выходит и приглашает на беседу за утренним чаем в вестибюле отеля. Набоков сказал, что не решился пригласить меня к себе домой, чтобы не создавать мне проблем из-за общения с белоэмигрантом, и поэтому выбрал для встречи публичное место. Я не стал с ним спорить, разложил принесенные проспекты и приготовился к заочной экскурсии. Но Набоков развернул местную газету с крупным заголовком: “Будущее телевидения приходит с Востока”. Я уже видел эту статью, в которой говорилось о том, что почти на всех стендах выставки можно увидеть программы советского телевидения, принимаемые через спутник. Набоков спросил, насколько сложно организовать такой прием для него в отеле.
Но тут принесли чай, и Набоков сказал, что он любит чай по-русски вприкуску, но теперь, увы, ему приходится пить чай вприкуску с тремя “не”: не крепкий, не сладкий и не горячий! Чай, тем не менее, мне показался очень вкусным. В продолжение беседы я пояснил, как здесь принимается сигнал из Москвы, но подчеркнул, что пока еще применяется дорогая и сложная профессиональная техника; но уже разрабатываются системы, пригодные для домашнего применения. И тут я “сморозил” явную бестактность – сказал, что готовы они будут только через 4–5 лет. Для моего собеседника срок этот показался, видимо, запредельным, – в его глазах сразу же потух интерес как к советскому телевидению, так и ко мне лично. Я понял, что аудиенция окончена, допил свой чай и откланялся. Больше мы не встречались, дождь не прекращался, Набоковы на прогулку не выходили, а разыскивать их в отеле было неловко.
С тех пор прошло много времени. Нет уже в городе Монтрё “довольно известного русского писателя”, не бывает там и знаменитых телевизионных симпозиумов. О том и другом я горько сожалею!
Опубликовано: Журнал "Broadcasting. Телевидение и радиовещание" #1, 2015
Посещений: 9335
Статьи по теме
В рубрику "Машина времени" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
