В рубрику "Машина времени" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
Воспоминания о трех августовских днях будут не полными, если не упомянуть о возвращении М.С. Горбачева из “крымского заточения”. Все знали, что за ним полетели представители российской власти, но никакой информации о времени прибытия в Москву и месте приземления не было. На всякий случай ЦТ направило две съемочные группы – во Внуково-2 и на военный аэродром в Чкаловском. Самолет сел во Внуково уже глубокой ночью 22 августа, хотя лететь из Крыма – всего ничего (видимо, прилет затягивали не случайно). Встречала президента небольшая группа официальных лиц, от Центрального телевидения – политобозреватель Виктор Любовцев. Прямо у трапа он взял у Горбачева короткое интервью. В своей книге “Прошедшее “Время” Виктор Ильич сожалеет об этом интервью, называет его своей неудачей: не смог спросить президента о чем-то главном, пережитом за эти дни в Форосе. Впрочем, и Горби явно не был еще готов к большому интервью. Видимо, по той же причине не поехал он и к Белому дому Советов, где в ожидании освобожденного “из плена” президента гудел многотысячный митинг. Поздней осенью 1995 года после выступления Горбачева на радиостанции “Маяк” (в рамках предвыборной кампании – 96), за “рюмкой чая” я спросил, почему по прилету в Москву он поехал на дачу, а не на митинг. В ответ Михаил Сергеевич сослался на состояние здоровья Раисы Максимовны и свою большую усталость. Не убедил.
Ранним утром 22 августа, после почти бессонной ночи, меня поднял на ноги громкий звонок правительственной связи. Звонил М. Полторанин: спросил, когда будет на работе Л. Кравченко. Услышав, что обычно он приезжает в 8.30, Михаил Никифорович сказал: “Мне тут нужно бы ввести его в курс дела до начала рабочего дня, так что я сейчас подъеду и буду дожидаться. Чаем напоишь?” Приехал быстро, и в ожидании Кравченко мы не спеша переговорили на разные “не главные” темы, цель своего столь раннего приезда Полторанин не раскрывал. Когда Леонид Петрович прибыл, я сообщил, что его дожидается гость. Кравченко зашел, поприветствовал Полторанина, и вскоре они вместе ушли в председательский кабинет. Примерно через полчаса Леонид Петрович попросил зайти. Рассказал, что указом президента РСФСР Б. Ельцина отстранен от должности председателя, а российской прокуратуре поручено начать в отношении него следственные действия. Исполняющим обязанности председателя Гостелерадио (на время до указа президента СССР) назначен Полторанин. “Я ответил, что не Ельцин меня назначал и не ему меня снимать”, – взволнованно сказал Леонид Петрович. Наверное, отвечая так резко Полторанину и через него Ельцину, Кравченко надеялся, что Горбачев его защитит. Эта надежда, возможно, появилась у него 21 августа, когда ему из Фороса по только что включенной спецсвязи позвонил Михаил Сергеевич, сообщивший, что уже полностью овладел ситуацией в стране, успел переговорить с президентом США. Разговор с Кравченко шел в привычной тональности, как со своим человеком, и только в конце Горбачев сказал: “Кстати, хочу спросить тебя – ты заодно что ли был с этим ГКЧП? На кой черт ты показал их пресс-конференцию?” (Напомню, что именно эта пресс-конференция была самым большим провалом ГКЧП, после нее в народе доверие к этому Комитету было полностью утрачено, так что реакция Горбачева была более чем странной.) “Ну ладно, не переживай, – сказал, прощаясь, Горбачев. – Приеду в Москву, во всем разберемся”, – вспоминает Кравченко в одной из своих книг. Приехал, разобрался – 26 августа Леонид Петрович был освобожден от должности председателя Всесоюзной государственной телерадиовещательной компании, теперь уже указом президента СССР. На упомянутой беседе в кабинете председателя государственной радиокомпании “Маяк” Е. Павлова я спросил у экс-президента, почему он сдал нашего председателя? Среди причин Горбачев назвал тесную связь Кравченко с членами ГКЧП, его полное неприятие российским руководством и еще одну, поразившую и меня, и Павлова. Президент сказал, что еще до путча собирался по осени поменять председателя Гостелерадио, ведь этого требовала значительная часть интеллигенции и “демократическая общественность”! Такова цена личной преданности в политике.
По прошествии почти 20 лет в своей книге “Лебединая песня ГКЧП” Кравченко пишет: “Если бы и мои заместители были единой командой, которая заранее подготовилась выступить в поддержку ГКЧП, мы бы смогли соответственно успеть перестроить весь эфир... ...Объявив, например, на весь день телемарафон, мы открыли бы эфир для представителей разных слоев народа в поддержку чрезвычайных мер, устроили бы телевизионные переклички от Калининграда до Владивостока. Непрерывно работала бы в живом эфире большая студия, где, сменяя друг друга, выступали политики, рабочие, ученые, деятели культуры в поддержку чрезвычайных мер, т.е. мы могли бы создать картину всеобщей поддержки. Иными словами, если бы ТВ и радио оказались в руках людей, решивших без колебания поставить их на службу ГКЧП, можно было бы сделать то, что не удалось всем этим танкам и бронетранспортерам, но, во-первых, и среди руководства нашей телерадиокомпании не было единодушия, а во-вторых, срабатывал инстинкт самосохранения. Простите за откровенность, но получилось бы, что Кравченко самолично стал главным идеологом путча. Ему и голову оторвали бы одному из первых...” Красноречивые откровения, явление эдакого лихого телевизионного детерминизма. Да, телевидение многое может: раскручивать отдельных политических лидеров, никому не известные партии, манипулировать информацией, но ведь автор утверждает, что, создав видимость всенародной поддержки ГКЧП, использовав для этого все привычные пропагандистские ресурсы телерадиовещания, можно было бы изменить ход истории! Сомневаюсь: народ не принял бы такую телевизионную стряпню, да и на ЦТ и Всесоюзном радио вряд ли нашлось бы много желающих “единодушно” в ней участвовать.
21 августа, когда дело шло к развязке, но президент СССР все еще находился в Форосе, президент РСФСР Б. Ельцин издал указ за номером 69. Он назывался “О средствах массовой информации в РСФСР”, но практически целиком был посвящен вопросам телерадиовещания. Прежде всего, Всесоюзная телерадиокомпания была в нем названа одним из главных орудий в осуществлении антиконституционного переворота (обвинение тяжелое и основанное не на фактах, а на эмоциях). Наша компания передавалась в ведение Правительства РСФСР. Управление Вторым общесоюзным телевизионным каналом переходило к Всероссийской гостелерадиокомпании для создания на его базе общереспубликанской телесети. Тем же указом решался вопрос о руководстве Всесоюзной компании (об этом уже сказано выше).
В таком униженном положении, практически объявленная “врагом народа” и лишенная своего руководства Всесоюзная телерадиокомпания вступала в первый день своей оставшейся жизни…
Обстановку внутри Гостелерадио в первые дни после путча емко охарактеризовал заместитель главного редактора телеинформации Олег Точилин в сентябрьском номере журнала “Огонек” за 1991 год: “Никаких выступлений, ультиматумов, заявлений типа “мы отказываемся работать” на ЦТ я не слышал, но когда мы начали 21-го транслировать сессию Верховного Совета России, когда Ельцин объявил, что заговорщики ринулись в аэропорт и надо бы их задержать и послать самолет за Горбачевым, когда все уже было ясно, вот, как говорится, “черная Африка” проснулась”. Ему вторит интервьюер, обозреватель “Огонька” Ирина Петровская: “Пробуждение “черной Африки” я наблюдала больше недели, с 21 по 29 августа, ходя в Останкино как на работу. Сделала несколько часов магнитофонных записей, выслушала десятки исповедей, обличительных речей и покаянных признаний. В дни после путча по коридорам телецентра бегали возбужденные сотрудники: писали какие-то воззвания, заявления, против чего-то протестовали, грозили забастовкой, требовали свободы и независимости. Во всех редакциях шли бурные собрания, на которых искали виноватых, находили стрелочников, обижали друг друга, плакали, торжествовали, объявляли бойкоты, предъявляли ультиматумы. Зашевелился “террариум единомышленников” (как метко окрестили себя сами останкинские обитатели)”.
Началась эта кутерьма еще во второй половине дня 21 августа, когда было выпущено заявление от имени руководства и коллектива Гостелерадио с осуждением ГКЧП. В заявлении подчеркивалось, что 19–20 августа ЦТ и Всесоюзное радио работали под жестким контролем гэкачепистов, что к моменту подписания этого документа работники Гостелерадио приняли решение “взять руль на себя” и восстановить в полном объеме деятельность всех каналов вещания. Были в нем и призывы к высокой ответственности, выдержке и спокойствию “на всех участках работы”. Понятно, что еще утром 21 августа такое заявление не осталось бы без серьезных последствий для нашего председателя, но к вечеру оно уже выглядело попыткой совершить “подвиг вдогонку”. 22 августа я обнаружил в своей почте интересный документ – приказ № 325 за подписью председателя Гостелерадио Л. Кравченко “О создании оперативного штаба на телевидении и радио”. В нем говорилось, что в связи с введением чрезвычайного положения в ряде регионов страны создан оперативный штаб (!!!) по координации деятельности телевидения и радиовещания в составе 20 руководящих работников компании. Председателем этого штаба был объявлен первый заместитель председателя Лазуткин. Как говорится, спасибо за “доверие задним числом”: приказ был выпущен вечером 21 августа, когда в Москве уже ждали из Фороса Горбачева, и имел значение только для предстоящих разборок. Как будто для удобства следователей этим приказом были назначены все “виноватые”. Как говорится, “а мужики-то и не знали”!
Народ в Останкино хоть и бурлил, но работу свою делал исправно, вольницы и разгильдяйства люди не допускали. Назначенный врио председателя М. Полторанин не стал брать на себя управление компанией, а прислал в качестве своего полномочного представителя Александра Тихомирова – народного депутата РСФСР, активного сторонника российского суверенитета. А. Тихомиров проработал в системе Гостелерадио СССР с 1970 года до избрания депутатом в 1990 году. И характером, и убеждениями он заметно отличался от многих своих коллег. Рослый мужик с налетом брутальности, он всегда отстаивал справедливость, правдивость в жизни и в работе. Вырос Саша не на московском паркете. Воспитывался в детском доме, служил в армии, работал фрезеровщиком на свердловском заводе. Там же, в Свердловске, начал сотрудничать с областной “молодежкой”. Его журналистские пути-дороги прошли через Нижний Тагил, Сахалин, Дальний Восток. В качестве спецкора ЦТ объехал всю нашу страну. Много лет был “главным по космосу”, передал огромное число репортажей с космодрома Байконур и других известных космических мест. Перед начальством никогда не прогибался, не лебезил, принципиально отстаивал свои позиции. Уже в ранге политобозревателя придумал со товарищи ежедневную телепрограмму “Прожектор перестройки” и в продолжение ее – программу “7 дней”, отличавшуюся от “Времени” остротой и смелостью постановки вопросов, глубиной анализа.
После путча он пришел в Останкино в бордовом свитере, с мандатом от Полторанина и “Макаровым” на поясе. В отличие от ряда других “победителей” старался вести себя прилично, по-товарищески, хотя это и было трудно. А. Тихомиров сразу сказал, что изображать комиссара в кожаной тужурке не собирается, но хочет помочь коллективу пройти через самоочищение, катарсис и сообща решить, как жить дальше. Он и предложил провести общее собрание коллектива компании, этакий момент истины. Легко сказать – общее собрание, ведь численность работников – несколько десятков тысяч. Множество трудовых коллективов, сотни профессий (творческих и технических). Организационное решение нашли – провести собрание в концертной студии “Останкино” с трансляцией в прилегающие холлы и фойе, в которых так же, как и в самой студии, установить микрофоны для выступлений с мест. Единственным мероприятием по подготовке собрания было широкое информирование о дате (27 августа) и месте его проведения. Узнав о нашей инициативе, М. Полторанин настоятельно посоветовал не проводить такого собрания, не будоражить коллектив. Пришлось ему возразить: везде уже висят объявления и отступать нельзя – люди подумают, что это мы c перепугу.
В концертной студии было 700 посадочных мест, но набилось в нее народа под две тысячи. Около тысячи разместилось в помещениях на подходах к студии и даже на открытом воздухе, у пруда, куда тоже была организована трансляция из зала. Многие следили за ходом собрания по ВТЗС – внутренней останкинской служебной телесети. Это было первое и единственное собрание такого масштаба за всю историю телевидения и радио в нашей стране. У меня хранится его полная видеозапись – А. Тихомиров предполагал на ее основе создать телепередачу под перестроечным названием “Прямой разговор” и показать ее на всю страну в качестве примера самоочищения. Потом от этих планов отказались, поскольку собрание получилось недостаточно обличительным и показательным. Шло оно долго. Выступило 32 человека. Страсти кипели, регламент не соблюдался. Подробно описать каждое выступление не представляется возможным, придется ограничиться кратким обзором и попытаться воссоздать атмосферу.
Открыл собрание А. Тихомиров. Он говорил внешне спокойно, в своей обычной мрачноватой манере. Говорил о позоре, которым якобы покрыл себя наш коллектив за известные три дня, стыдил за то, что не нашлось ни одного подразделения, которое хотя бы попыталось объявить забастовку и не подчиниться ГКЧП. Связал это с нашей традиционной пассивностью и безразличием. Постепенно голос его наполнялся гневом: “Когда мы были в Белом доме Советов и на нас шли танки, шли, чтобы нас убивать, вы здесь, в Останкино, продолжали врать народу”. В таком же тоне выступили и некоторые другие защитники Белого дома: пока мы – ТАМ, вы – ТУТ... При этом они, уже поделив присутствующих в зале на “победителей и побежденных”, всячески подчеркивали, что все же выступают против охоты на ведьм, чисток и самосуда. В зале явно нарастало недовольство. Перелом случился после выступления Иветты Чернышовой, редактора документального кино, беспартийной и, как оказалось, активистки “Демократической России”. Ярко и страстно она заявила протест против обвинительного уклона собрания: “Такое впечатление, что здесь происходит заседание Комиссии по расследованию антидемократической деятельности… Нам не в чем виниться и не перед кем оправдываться… Здесь много беспартийных, и мы не совершали такой мерзости, как массовый выход из партии и сожжение партбилетов… Если c нами и дальше здесь будут говорить в таком недопустимом тоне, то я призываю всех моих товарищей покинуть собрание. Я это делаю уже сейчас...” Эта новая для собрания интонация была поддержана и усилена в неожиданном выступлении генерального директора Российского телевидения Анатолия Лысенко. Узнав о нашем собрании, он примчался в Останкино, чтобы предотвратить сползание к громогласным разборкам и общественному самосуду. Его выступление было мудрым, не допускавшим даже намека на противостояние “победителей и побежденных”. Особенно запомнились слова в поддержку Центрального телевидения и радио, “которые за шесть лет перестройки многое сделали для пробуждения гражданского самосознания”. После этих двух выступлений народ “отпустило”, слово попросили многие наши товарищи, в том числе доселе неизвестные как публичные фигуры. Особенно запомнились на трибуне представители творческих профессий Н. Андреева, С. Горячев, В. Жарков, А. Жетвин, Л. Золотаревский, А. Комов, М. Лещинский, А. Любимов, В. Молчанов, С. Неретина, С. Медведев, А.Петрова, Е. Поздняк, И. Семанчук, а также работники телецентра Н. Афанасьев, С. Буданов, Б. Степанов. Ими было внесено много интересных предложений по реструктуризации ЦТ и Всесоюзного радио, по организации вещания и принципам взаимодействия внутри компании. В частности, предлагалось взять за основу структуры принцип корпорации, отказаться от главных редакций с твердо установленным штатным расписанием в пользу творческих объединений, построенных на продюсерской основе, передать трудовым коллективам необходимые технические средства. Собрание одобрило эти предложения и рекомендовало всем подразделениям компании безотлагательно провести такие же открытые собрания с тем, “чтобы освободиться от груза прошлого и начать новую жизнь”. Предполагалось, что на собраниях будут избраны новые руководители редакций и отделов. Готовя эти заметки, я перечитал протоколы собраний. Ни один коллектив не воспользовался ситуацией и не поменял своих руководителей. В ряде случаев люди сказали: пусть начальники сами решат по совести, оставаться им или уйти добровольно. Но сколько же было “души прекрасных порывов”: взять все в свои руки, начать новую жизнь, свободно творить, писать и вещать и т.д. и т.п. Что-то сбылось? Для большинства – нет. Только отдельные наши коллеги воспользовались ситуацией и “удачно” половили рыбку в мутной осенней воде 1991 года – зарегистрировали на себя права на ряд брендовых программ ЦТ (то есть присвоили коллективную интеллектуальную собственность), пропихивали в государственный эфир в личных интересах коммерческую рекламу. История частных телекомпаний, появившихся на свет в Останкино в тот период, одинакова: все они использовали государственные и общественные ресурсы, других источников “первоначального накопления капитала” просто не было.
В жизни Всесоюзной ГТРК начались перемены. Когда на общем собрании прозвучало имя нового председателя – Егора Яковлева, в зале зааплодировали, ведь он был известен как талантливый журналист, интеллигентный человек. Многие в Гостелерадио хорошо знали его лично как многолетнего внештатного автора, создавшего на ТВ практически всю документальную лениниану, а также написавшего несколько книг о Ленине. Общее настроение было такое: хорошо, что назначили профессионала, а не какого-нибудь “пламенного революционера”. То, что он газетчик и не слишком разбирается в вопросах вещания, – это ничего, поможем, разберется – думали мы тогда.
28 августа бывший член Политбюро, а в то время советник “послефоросского” Горбачева А. Яковлев привез нового председателя в Гостелерадио, знакомиться. Через несколько лет, когда академик Яковлев возглавил Останкино, он рассказал нам, своим заместителям, предысторию назначения Егора Владимировича. Дело в том, что Горбачев хотел назначить председателем Э. Сагалаева (его лоббировал Шеварднадзе). Уже был подготовлен указ, и Сагалаева пригласили в Кремль на “установочную” беседу. Случилось так, что по пути в кабинет Горбачева А. Яковлев заметил в приемной Эдуарда. Зайдя в кабинет, он спросил у президента – “а что у нас здесь делает Сагалаев?” Горбачев озвучил свои планы, чем вызвал резкий протест академика. Горби был вынужден отступить и спросил Яковлева, нет ли у него достойной кандидатуры. Александр Николаевич назвал Егора, подчеркнув при этом, что с этим предложением согласятся и российские руководители (серьезные кадровые назначения решались в то время только на основе консенсуса с российскими вождями). Проблему Сагалаева, ожидавшего в приемной своего назначения, решили отдать Е. Яковлеву. Даже не извинившись перед Эдуардом Михайловичем, Горбачев информировал о своем предложении Ельцина. Тот согласился.
На встречу с новым председателем в зале коллегии собралось человек 25–30 из числа руководящих работников, прибыли даже отпускники. Александр Николаевич представил Егора Яковлева в его новом качестве, произнес отеческую напутственную речь. Инаугурационной речи не последовало, новый начальник пообещал познакомиться с каждым из нас лично, в процессе совместной работы. В конце встречи А. Яковлев сообщил, что “наверху” принято решение не менять первых заместителей председателя (меня и А. Тупикина, занимавшегося вопросами радио) и что остальных заместителей назначит уже сам Егор Владимирович. О предстоящем возвращении Э. Сагалаева нас не информировали. С тем и разошлись.
О работе под руководством Е. Яковлева мне, возможно, еще предстоит написать, а в этих заметках я ограничусь только описываемым периодом. Древняя мудрость гласит: бойся первого впечатления, потому что оно самое правильное. Едва приступив к исполнению служебных обязанностей, новый председатель своим приказом за № 338 упразднил должности первых заместителей председателя и ввел должности генеральных директоров по видам вещания с сохранением статуса первых заместителей. Были произведены и соответствующие назначения (в алфавитном порядке): я был назначен генеральным директором по международным связям и вещанию на зарубежные страны, Э. Сагалаев – по центральному телевидению, А. Тупикин – по центральному радиовещанию. Нам было поручено в трехнедельный срок собрать и обобщить предложения коллективов компании по совершенствованию как организационных, так и вещательных структур с привлечением этой работе ученых, специалистов, общественности. Были назначены также несколько “простых” заместителей председателя компании, не возведенных в ранг генеральных директоров. В дальнейшем Е. Яковлев следил за соблюдением этого статуса, не выделяя “первого из первых”. Например, на время его служебных командировок врио председателя генеральные назначались по очереди. Еще одним нововведением был отказ от использования термина “Гостелерадио”, наша компания стала называться ВГТРК, что внесло большую путаницу в повседневную телевизионную жизнь и вызвало большое недовольство наших одноименных коллег на российском телевидении и радио. Новый председатель старался побыстрее изменить лицо ТВ, ввести новые рубрики, поменять ведущих, радикально освежить “картинку”. Не чужд он был и красивых мизансцен: под камерами, со съемкой дубля вернулись в родные пенаты пять-шесть журналистов, покинувших Гостелерадио при Кравченко. Помнится, что среди них были Д. Киселев, Т. Миткова, В. Познер. Были сняты и другие постановочные сюжеты, например, демонстрация бронежилета, с намеком подаренного на прощание Егору Владимировичу коллективом “Московских новостей”, или чаепитие посетившего Москву экс-диссидента Буковского с председателем КГБ Бакатиным в его кабинете на Лубянке. Эта показушная суета плохо воспринималась в коллективе: люди ждали серьезных перемен и своего участия в них. Заместители председателя, руководители редакций были завалены бумагами, писали какие-то предложения, прожекты, перспективные планы, но с каждым днем становилось все очевиднее, что сбыться этим планам не суждено.
Е. Яковлев делал то, что знал и умел, пытался руководить творческим процессом, как теперь говорят, “в ручном режиме”. Очень скоро он понял, что применить этот газетный опыт в таком монстре, как наша компания, просто невозможно. Создал общественный совет при председателе, в который вошли известные ученые, журналисты, общественные деятели, в частности А. Гельман, И. Голембиовский, А. Грачев, Н. Петраков, С. Шаталин, М. Шатров. Этот совет был призван определять стратегическую линию в развитии телерадиовещания, “держать руку на пульсе общественной жизни”. Дискуссии были горячими, “чаю” выпили много, но за время своего существования (около полугода) совет так ничего и не выдал на-гора. Вскоре Егора Владимировича стала “доставать” нарастающая конкуренция со вторым ВГТРК. Российское ТВ и радио, располагая меньшими ресурсами, за счет оперативности, маневренности и творческой дерзости обгоняли своих всесоюзных коллег, неуклонно наращивали рейтинг. К конкурентной борьбе добавлялось и личное: Е. Яковлев не мог проигрывать своему бывшему заместителю по “Московским новостям” О. Попцову, руководившему российским телерадиовещанием.
Не просто складывались отношения с редакционными коллективами. Первый конфликт произошел с “сердцем” компании – главной редакцией телеинформации. Яковлев считал ликвидацию программы “Время” событием знаковым, знаменательным для дела демократии и для себя лично. Мог сделать это и росчерком пера, без обсуждения, обращения к социологам, телезрителям, но поступил иначе: 30 августа своим приказом объявил конкурс на новую ежедневную информационную программу. Соревновались два творческих коллектива: один возглавлял Ольвар Какучая, действующий главный редактор, другой – его зам Олег Добродеев. Редакция разделилась: вокруг Какучая – опытные, известные журналисты, в группе Добродеева – в основном молодежь из “Телевизионной службы новостей” (ТСН). Социологический опрос и письма телезрителей говорили об убедительной победе первой группы. Не дожидаясь окончания воскресного выпуска “Времени”, завершающего конкурс, Е. Яковлев успел поздравить по телефону Какучая с победой, но все решил заключительный сюжет – послесловие к программе, подготовленное молодым Алексеем Денисовым. Это был памфлет на проведение конкурса, острый и хлесткий. “Этот сюжет, – пишет в своей книге “Люди моего “Времени” Нинель Шахова, – привел в дикую ярость демократа Егора Яковлева. Какучая было заявлено, что он использовал телевидение в личных целях и работать с ним дальше не представляется возможным”. Ольвару, любимому главному редактору, достойно прошедшему через августовские события, указали на дверь. В редакции – раскол, подавляющее большинство возмущено решением председателя, но он настаивал на своем – уволить. Только вмешательство старого друга Ольвара – Е. Примакова – остановило председателя, но из редакции Какучая все-таки убрали. “Время” прикрыли – вечерняя новостная программа получила скромное название “Новости”, выпускало ее “Информационное телевизионное агентство”. Выходила она тихо и незаметно: без привычной заставки и бодрящей свиридовской музыки “Время, вперед!”. Под давлением зрителей, не принявших эти новации, через несколько месяцев программу “Время” стыдливо, без объявления вернули в эфир.
Конфликтные ситуации вокруг творческих, структурных и кадровых вопросов множились, Яковлев реагировал на них своеобразно: “Это все – продолжение путча”, – говорил он. Видимо, ему так было легче. Конечно, Егору Владимировичу после небольшого “семейного” коллектива редакции “Московских новостей”, делавшего вполне обозримую по объему газету, было неуютно в многотысячном коллективе, “территория” которого терялась за горизонтом, а ежедневная текстовая продукция пересчету на газетные полосы не поддавалась. А еще кино- и видеопроизводство, телехроника, четыре всесоюзных радиоканала, радиовещание на заграницу, многочисленные оркестры, хоры и ансамбли, гигантский теле- и радиоархив. Отдельная область – производственно-техническая база вещания: объемы колоссальные, номенклатура сложнейшая, свой крупный НИИ, свой опытный завод, свой уникальный электронно-вычислительный центр и много еще чего огромного, сложного, требующего постоянного внимания, сбережения и воспроизводства. Ни один союзный министр не имел прямо за стеной своего кабинета такого сложного производства, объемом в несколько крупных заводов. И это только в Москве, а еще сотня областных компаний в РСФСР, 14 – в союзных республиках, и всюду – проблемы, проблемы!.. Масштабы бывшего Гостелерадио угнетали Яковлева, он говорил, что каждый день открывает какую-то новую дверь, за которой встречает 200–300 не слишком дружелюбных людей. Ему объективно было трудно, и мы это понимали. Никто не злорадствовал, хотели и старались помочь. Сам же Яковлев искал опору в новых людях, имеющих кое-какой опыт в работе на коммерческих началах, в рекламе (в основном, по бартеру), в его окружении постоянно появлялись фанфаронистые, пустоцветные персонажи, обещавшие быстрое и легкое счастье. Впрочем, как появлялись, так и исчезали – Егор Владимирович был влюбчив, но не постоянен, ревнив и зачастую капризен. Виктор Любовцев, хорошо и давно знавший Е. Яковлева, пишет, что страдал он и комчванством, а как этот тяжелый недуг уживался с его демократическими взглядами, непонятно.
В своей книге “Власть в тротиловом эквиваленте” Н. Полторанин поведал, что у Яковлева не складывались отношения с Сагалаевым и через несколько месяцев совместной работы он сказал: “Я не могу больше работать с Эдиком, он тянет одеяло на себя и мешает, разреши мне его уволить”. Эдуарду же он доверительно сообщил, что на его увольнении настаивает...Полторанин! Покидая компанию, Сагалаев говорил, что бессмысленно менять одну диктатуру на другую, что демократы, придя к власти и заняв кабинеты коммунистических начальников, быстро освоили бюрократический стиль и методы работы.
Однако самые большие проблемы Егора Владимировича были в Кремле, который после Фороса как бы разделился на горбачевский и ельцинский. Официальные резиденции союзного и российского президентов теперь соседствовали, а сами они стали появляться на различных мероприятиях вдвоем. При этом их окружение тщательно следило за паритетом в освещении прессой, особенно телевидением, повседневной деятельности каждого из президентов. Ельцин сильно ревновал Яковлева к Горбачеву, постоянно делал замечания за излишнее внимание Центрального телевидения к союзному центру. Егор Яковлев хотя и был согласован с Ельциным, но не скрывал своих симпатий к Горби. Олег Попцов пишет в своей книге “Аншлаг в Кремле”: “Егор был испорчен перестройкой, его стандартом в государственной политике были Михаил Сергеевич Горбачев и Александр Николаевич Яковлев <...> Внутренне Егор так и не принял Ельцина, как, впрочем, и Ельцин – Егора Яковлева. Ельцин не мог простить ему отношений с Горбачевым. И мне несколько раз “выговаривал” на сей счет. “Объясните ему, – твердил Борис Николаевич, – он напрасно испытывает мое терпение, пусть определится с кем он, с ним или с нами”. Председатель занервничал, стал игнорировать некоторые просьбы и подсказки горбачевского окружения. Нервничал и Горбачев, которому казалось, что при помощи телевидения еще можно создать видимость руководства страной, в то время как в реальности он с каждым днем власть утрачивал. Понятно, что в таких условиях ВГТРК, руководимая Яковлевым, просто не могла, была неспособна предложить стране и обществу мощные и свежие телевизионные проекты, новые программные решения. Хронически не хватало финансовых ресурсов, продолжался исход опытных специалистов в сторону российского телевидения и радио.
В конце ноября мы обратили внимание на возросшую активность наших западных коллег. Каждый день поступали все новые заявки на съемки по теме “Кремль. Горбачев”. Коллеги явно к чему-то готовились, собирали архив. Вскоре мы поняли – на Западе почувствовали и просчитали приближение конца Советского Союза. Никто не знал, чем и когда закончится советский проект, но ощущение близости этого трагического момента было все острее. Настал он 8 декабря: в день подписания Беловежского соглашения о создании СНГ Союз Советских Социалистических Республик прекратил свое существование “как субъект международного права и геополитическая реальность”, начался обратный отсчет времени...
Наша компания не стала делать собственных прощальных программ, а вошла в совместный проект с крупнейшей американской корпорацией Эй-би-си – большой фильм о последних днях М.С. Горбачева в Кремле (режиссер – Игорь Беляев, продюсер Рик Кэплан). Буквально физически ощущалось, что все происходящее вокруг нас больше никогда в истории не повторится. Снимали мы до самого конца, до спуска государственного флага СССР над Кремлем (кадры из этого фильма часто используются современным многоканальным телевидением). Фильм получился грустный, с нервом, это было прощание с великой страной. По условиям договора с Эй-би-си наша Всесоюзная ГТРК должна была обязательно показать фильм в один день с американцами. Эта договоренность защитила нас от цензуры – новая российская власть боялась международных скандалов, особенно – с Соединенными Штатами. Отменить показ фильма по ЦТ было невозможно, и в Кремле, теперь уже полностью ельцинском, затаили глухую злобу и к нашей компании, и лично к Егору Яковлеву...
...СССР был ликвидирован, и Всесоюзная государственная телерадиокомпания, испытанный инструмент государственного, социально-экономического и культурного строительства большой страны, стала не нужна. Уже 27 декабря Б. Ельцин издает указ об упразднении Всесоюзной ГТРК и образовании на ее базе РГТРК “Останкино”. Название чисто топонимическое, безликое. Известный телевизионщик Алексей Пищулин недавно напомнил, что я в сердцах сказал по этому поводу: “Хорошо еще, что не Кашенкин луг” (следующая автобусная остановка за останкинским телецентром). Этим указом на телерадиокомпанию “Останкино” возлагалось освещение политической, экономической и культурной жизни в государствах – членах СНГ. Предусматривалось, что РГТРК “Останкино” будет акционирована с привлечением в качестве акционеров всех заинтересованных государств. Однако реализовать эти планы на практике не удалось, в основном из-за позиции, занятой Росимуществом. Вместо международного акционирования “Останкино” пошли по пути создания новой межгосударственной телерадиокомпании с говорящим названием “Мир”.
А компания “Останкино” продолжала жизнь как чисто российский государственный вещатель, вплоть до прихода к ее руководству второго Яковлева – Александра Николаевича, вместе с Борисом Березовским инициировавшего ее акционирование. Центральным телевидением и Всесоюзным радио на длительное время завладела отечественная олигархия.
Опубликовано: Журнал "Broadcasting. Телевидение и радиовещание" #1, 2017
Посещений: 6950
Автор
| |||
В рубрику "Машина времени" | К списку рубрик | К списку авторов | К списку публикаций
